Неточные совпадения
Сначала полагали, что жених с невестой сию минуту приедут, не приписывая никакого значения этому запозданию. Потом стали чаще и чаще поглядывать на дверь, поговаривая
о том, что не случилось ли чего-нибудь. Потом это опоздание стало уже неловко, и
родные и гости старались делать вид, что они не
думают о женихе и заняты своим разговором.
— Все… только говорите правду… только скорее… Видите ли, я много
думала, стараясь объяснить, оправдать ваше поведение; может быть, вы боитесь препятствий со стороны моих
родных… это ничего; когда они узнают… (ее голос задрожал) я их упрошу. Или ваше собственное положение… но знайте, что я всем могу пожертвовать для того, которого люблю…
О, отвечайте скорее, сжальтесь… Вы меня не презираете, не правда ли?
Гм! гм! Читатель благородный,
Здорова ль ваша вся
родня?
Позвольте: может быть, угодно
Теперь узнать вам от меня,
Что значит именно
родные.
Родные люди вот какие:
Мы их обязаны ласкать,
Любить, душевно уважать
И, по обычаю народа,
О Рождестве их навещать
Или по почте поздравлять,
Чтоб остальное время года
Не
думали о нас они…
Итак, дай Бог им долги дни!
«Ах! няня, сделай одолженье». —
«Изволь,
родная, прикажи».
«Не
думай… право… подозренье…
Но видишь… ах! не откажи». —
«Мой друг, вот Бог тебе порука». —
«Итак, пошли тихонько внука
С запиской этой к
О… к тому…
К соседу… да велеть ему,
Чтоб он не говорил ни слова,
Чтоб он не называл меня…» —
«Кому же, милая моя?
Я нынче стала бестолкова.
Кругом соседей много есть;
Куда мне их и перечесть...
«Этот протоиереев сын сейчас станет мне «ты» говорить»,
подумал Нехлюдов и, выразив на своем лице такую печаль, которая была бы естественна только, если бы он сейчас узнал
о смерти всех
родных, отошел от него и приблизился к группе, образовавшейся около бритого высокого, представительного господина, что-то оживленно рассказывавшего.
О чем
думал он? Вероятно,
о своей молодости,
о том, что он мог бы устроить свою жизнь иначе,
о своих
родных,
о любимой женщине,
о жизни, проведенной в тайге, в одиночестве…
— Встанут с утра, да только
о том и
думают, какую бы
родному брату пакость устроить. Услышит один Захар, что брат с вечера по хозяйству распоряжение сделал, — пойдет и отменит. А в это же время другой Захар под другого брата такую же штуку подводит. До того дошло, что теперь мужики, как завидят, что по дороге идет Захар Захарыч — свой ли, не свой ли, — во все лопатки прочь бегут!
Но вот наконец его день наступил. Однажды, зная, что Милочка гостит у
родных, он приехал к ним и, вопреки обыкновению, не застал в доме никого посторонних. Был темный октябрьский вечер; комната едва освещалась экономно расставленными сальными огарками; старики отдыхали; даже сестры точно сговорились и оставили Людмилу Андреевну одну. Она сидела в гостиной в обычной ленивой позе и не то дремала, не то
о чем-то
думала.
— Я по крайней мере смотрю на тебя и
думаю о тебе, как
о родной дочери. Даже как-то странно представить, что вдруг тебя не будет у нас.
Марья Дмитриевна очень встревожилась, когда ей доложили
о приезде Варвары Павловны Лаврецкой; она даже не знала, принять ли ее: она боялась оскорбить Федора Иваныча. Наконец любопытство превозмогло. «Что ж, —
подумала она, — ведь она тоже
родная, — и, усевшись в креслах, сказала лакею: — Проси!» Прошло несколько мгновений; дверь отворилась; Варвара Павловна быстро, чуть слышными шагами приблизилась к Марье Дмитриевне и, не давая ей встать с кресел, почти склонила перед ней колени.
Родное оставалось в такой дали, что
о нем
думали, как
о чем-то чужом.
Подумай о том, что я тебе говорю, и действуй через твоих
родных, если не найдешь в себе какого-нибудь препятствия и если желания наши, равносильные, могут быть согласованы, как я надеюсь.
— Никогда, мадам! — высокомерно уронила Эльза.Мы все здесь живем своей дружной семьей. Все мы землячки или родственницы, и дай бог, чтобы многим так жилось в
родных фамилиях, как нам здесь. Правда, на Ямской улице бывают разные скандалы, и драки, и недоразумения. Но это там… в этих… в рублевых заведениях. Русские девушки много пьют и всегда имеют одного любовника. И они совсем не
думают о своем будущем.
Неверная, быть может, изможденная болезнью рука его (завещание было писано на одре смерти, при общем плаче друзей и
родных… когда же тут было
думать о соблюдении юридических тонкостей!) писала выражение, составляющее ныне предмет споров, но бодрая его мысль несомненно была полна другим выражением, — выражением, насчет которого, к счастию для человечества, не может быть двух разных мнений.
Он с горечью
думал о тех счастливых семьях, где много
родных и родственные связи упрочились крепко.
«Ах ты, —
думаю, — милушка; ах ты, милушка!» Кажется, спроси бы у меня за нее татарин не то что мою душу, а отца и мать
родную, и тех бы не пожалел, — но где было
о том
думать, чтобы этакого летуна достать, когда за нее между господами и ремонтерами невесть какая цена слагалась, но и это еще было все ничего, как вдруг тут еще торг не был кончен, и никому она не досталась, как видим, из-за Суры от Селиксы гонит на вороном коне борзый всадник, а сам широкою шляпой машет и подлетел, соскочил, коня бросил и прямо к той к белой кобылице и стал опять у нее в головах, как и первый статуй, и говорит...
Так же вот жилось в
родных Лозищах и некоему Осипу Лозинскому, то есть жилось, правду сказать, неважно. Земли было мало, аренда тяжелая, хозяйство беднело. Был он уже женат, но детей у него еще не было, и не раз он
думал о том, что когда будут дети, то им придется так же плохо, а то и похуже. «Пока человек еще молод, — говаривал он, — а за спиной еще не пищит детвора, тут-то и поискать человеку, где это затерялась его доля».
— Хотя Арина Васильевна и ее дочери знали, на какое дело шли, но известие, что Парашенька обвенчана, чего они так скоро не ожидали, привело их в ужас: точно спала пелена с их глаз, точно то случилось,
о чем они и не
думали, и они почувствовали, что ни мнимая смертельная болезнь
родной бабушки, ни письмо ее — не защита им от справедливого гнева Степана Михайловича.
Да полно, брат, личину ты сними,
Не опускай так важно взоры.
Ведь это хорошо с людьми,
Для публики, — а мы с тобой актеры.
Скажи-ка, брат… Да как ты бледен стал,
Подумаешь, что ночь всю в карты проиграл.
О, старый плут — да мы разговориться
Успеем после… Вот твоя
родня:
Покойнице идут, конечно, поклониться.
Прощай же, до другого дня.
Первый
о чем-то сосредоточенно
думал и встряхивал головою, чтобы прогнать дремоту; на лице его привычная деловая сухость боролась с благодушием человека, только что простившегося с
родней и хорошо выпившего; второй же влажными глазками удивленно глядел на мир божий и улыбался так широко, что, казалось, улыбка захватывала даже поля цилиндра; лицо его было красно и имело озябший вид.
Затем он упрекал ее мужа в недальновидности: не покупает домов, которые продаются так выгодно. И теперь уж Юлии казалось, что в жизни этого старика она — не единственная радость. Когда он принимал больных и потом уехал на практику, она ходила по всем комнатам, не зная, что делать и
о чем
думать. Она уже отвыкла от
родного города и
родного дома; ее не тянуло теперь ни на улицу, ни к знакомым, и при воспоминании
о прежних подругах и
о девичьей жизни не становилось грустно и не было жаль прошлого.
Однажды, находясь по делам в Самарской губернии, он получил из дома от
родных депешу, извещавшую его
о смерти жены. Он перекрестился,
подумал и написал куму Маякину...
— Не вам бы слушать, и не мне бы говорить! Ведь она
родная сестрица нашего барина, а посмотрите-ка, что толкуют
о ней в народе — уши вянут!.. Экой срам,
подумаешь!
А Елена Петровна со стыдом и раскаянием
думала о своем грехе: этому незнакомому и, в конце концов, подозрительному человеку, Колесникову, она рассказала
о том, чего не знала и
родная дочь —
о своей жизни с генералом.
Лотохин. Так вот, изволите видеть, много у меня родственниц. Рассеяны они по разным местам Российской империи, большинство, конечно, в столицах. Объезжаю я их часто, я человек сердобольный, к
родне чувствительный… Приедешь к одной, например, навестить,
о здоровье узнать,
о делах; а она прямо начинает, как вы
думаете, с чего?
У Тани Ковальчук близких
родных не было, а те, что и были, находились где-то в глуши, в Малороссии, и едва ли даже знали
о суде и предстоящей казни; у Муси и Вернера, как неизвестных,
родных совсем не предполагалось, и только двоим, Сергею Головину и Василию Каширину, предстояло свидание с родителями. И оба они с ужасом и тоскою
думали об этом свидании, но не решились отказать старикам в последнем разговоре, в последнем поцелуе.
Даже и
думать о наказании неловко было под пристальным, ожидающим взглядом
родных, синих глаз.
Утешая Таню, Коврин
думал о том, что, кроме этой девушки и ее отца, во всем свете днем с огнем не сыщешь людей, которые любили бы его как своего, как
родного; если бы не эти два человека, то, пожалуй, он, потерявший отца и мать в раннем детстве, до самой смерти не узнал бы, что такое искренняя ласка и та наивная, нерассуждающая любовь, какую питают только к очень близким, кровным людям.
«Надо будет попросить теперь
о переводе шурина из Калуги, —
подумал Петр Иванович. — Жена будет очень рада. Теперь уж нельзя будет говорить, что я никогда ничего не сделал для ее
родных».
А коли нет на свадьбу уж надежды,
То всё-таки по крайней мере можно
Какой-нибудь барыш себе — иль пользу
Родным да выгадать;
подумать надо:
«Не вечно ж будет он меня любить
И баловать меня» — Да нет! куда
Вам помышлять
о добром деле! кстати ль?
—
О, что ты,
родной мой. Не
думай об этом, ради бога, — ласково ответил учитель.
—
О коровах, батюшка, я баушку Алену просила: баушка походит. Как можно
о скотинке не
думать! Я
о ней кажинный час жалею. И сегодня не пошла бы, да у тетки моей праздник, а у меня и родни-то на свете только тетка
родная и есть, — говорит она скороговоркой.
Возвратившись домой, я все
думал о моих новых знакомых; более всех мне понравились Лидия Николаевна и Леонид. Старшая Ваньковская, Марья Виссарионовна, как назвал мне ее Леонид, произвела на меня какое-то неопределенное впечатление, а этот Иван Кузьмич плоховат. И что он такое тут?
Родня, знакомый, жених?
Всё было тихо в доме. Облака
Нескромный месяц дымкою одели,
И только раздавались изредка
Сверчка ночного жалобные трели;
И мышь в тени
родного уголка
Скреблась в обои старые прилежно.
Моя чета, раскинувшись небрежно,
Покоилась, не
думая о том,
Что небеса грозили близким днем,
Что ночь… Вы на веку своем едва ли
Таких ночей десяток насчитали…
Из сада Вера пошла в поле; глядя в даль,
думая о своей новой жизни в
родном гнезде, она все хотела понять, что ждет ее.
В вечерней тишине, когда видишь перед гобой одно только тусклое окно, за которым тихо-тихо замирает природа, когда доносится сиплый лай чужих собак и слабый визг чужой гармоники, трудно не
думать о далеком
родном гнезде.
Они ни разу даже не
подумали об этом чувстве, ни разу не позаботились заглянуть вовнутрь себя и дать себе отчет
о том, что это такое; слово «люблю» ни разу не было сказано между ними, а между тем в этот час оба инстинктивно как-то поняли, что они не просто знакомые, не просто приятели или друзья, а что-то больше, что-то ближе, теплей и
роднее друг другу.
«Наташе все казалось, что она вот-вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд. Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни,
о которой она прежде никогда не
думала, которая прежде казалась ей такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и
роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление».
А когда он переправлялся на пароме через реку и потом, поднимаясь на гору, глядел на свою
родную деревню и на запад, где узкою полосой светилась холодная багровая заря, то
думал о том, что правда и красота, направлявшие человеческую жизнь там, в саду и во дворе первосвященника, продолжались непрерывно до сего дня и, по-видимому, всегда составляли главное в человеческой жизни и вообще на земле; и чувство молодости, здоровья, силы, — ему было только двадцать два года, — и невыразимо сладкое ожидание счастья, неведомого, таинственного счастья, овладевали им мало-помалу, и жизнь казалась ему восхитительной, чудесной и полной высокого смысла.
Милица с невольной улыбкой
подумала о том, как удивились бы все её одноклассницы-подруги, знакомые и
родные, если бы узнали, как она проводит сейчас эти часы.
Думал о том, сколько людей еще перебьют австрийские снаряды, пока свои
родные сербские пушки не пустят ко дну дерзкий пароход.
С той минуты, как брак с ней оказался невозможным, не обязан ли он был удалиться? Не должен ли он скорее умереть с горя, нежели поддерживать своим присутствием чувство, могущее сделать несчастной любимую девушку?
О борьбе против предрассудков, воли
родных,
о возможности терпеливо ожидать лучших дней он и не
думал.
— Все это принадлежит мне, — печально произнес он, — многие завидуют моему богатству. Они
думают, что я счастлив. Дураки!
О, как бы возрадовались они, если бы узнали, что имя Иннокентия Толстых покрыто позором и забрызгано грязью, и что это сделала его
родная дочь!
— Время ли теперь
думать о женитьбе, — говорил Владислав, — когда мы готовимся к битвам? Не для того ли, чтобы, пожив несколько недель с женою, оставить после себя молодую вдову? Вы сами говорили, что мы — крестоносцы, давшие обет освободить
родную землю от ига неверных, и ни
о чем другом не должны
думать. Прошу вас
о невестах мне более не говорить.
Они подошли к находившемуся недалеко от двери окну, заделанному крепкой и частой железной решеткой. Каземат представлял собой просторную горницу с койкой, лавкой и столом. За столом сидел пленный мурза, облокотившись и положив голову на руки.
О чем он
думал?
О постигшей ли его неудаче,
о просторе ли
родных степей, а быть может, и об осиротевшей семье, жене и детях?
Так было и с тою,
о которой я рассказываю. Досаждаемая докучными просьбами
родных, девочка Груша стала «разлюбливать» их, а в то же время «с сердцов» она стала отвечать хозяевам «речи», т. е. говорить то, чего сама не
думала.
— Ах, ну что́ это! я всё спутал. В Москве столько
родных! Вы Борис… да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы
думаете о Булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я
думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал!
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни,
о которой она прежде никогда не
думала, которая прежде ей казалась такою далекою и невероятною, теперь была ей ближе и
роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой всё было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
«А все оттого, владыко, — пришло мне на мысль, — что ты и тебе подобные себялюбивы да важны: „деньги многи“ собираете да только под колокольным звоном разъезжаете, а про дальние места своей паствы мало
думаете и
о них по слухам судите. На бессилие свое на
родной земле нарекаете, а сами всё звезды хватать норовите, да вопрошаете: „Что ми хощете дати, да аз вам предам?“ Брегись-ка, брат, как бы и ты не таков же стал?»